Продукт высоких технологий Сирианцев и Нифилимов
яой вдохновенный- Что вы, мой дорогой друг, как я мог сказать о вас что-то плохое? – невозмутимо ответил священник, хотя больше всего ему сейчас хотелось рассмеяться, видя состояние самурая. – Ведь это было бы ложью. Я просто объяснил Ёки, чего вы от него хотите, и, можно сказать, дал свое благословение, если юноша заинтересуется вашим предложением. Он не напуган, он просто очень и очень смущен.
Каннуси прервался, чтобы перехватить в последний момент чайник у Рейтаро и самостоятельно разлить чай по чашкам, пользуясь правом хозяина дома. Он ослепительно улыбнулся старому друга, дабы обезоружить его гордость аристократа, а то начнет тут по старой памяти катаной размахивать, и будет потом чересчур весело.
- Я, честно, не очень хотел мешать вашему безобидному развлечению… - куда более серьезно продолжил Санзо. - … но Ёки-сан слишком наивен и на редкость талантливо не замечает то, что следовало бы. Сами понимаете, это может плохо кончится, тем более для человека находящегося в компании оммёдзи. Да и простых неприятностей хватает. А я не уверен, что смогу следить за ним двадцать четыре часа в сутки. Он умеет находить неприятности везде. Вчера с утра свалился в водопад, что при храме, а сегодня… у меня волосы чуть не поседели! – не удержался от того, чтобы поделиться наболевшим, священник, покачав головой. – Он, дабы узнать в каком состоянии крыша храма, туда влез. Вы представляете? Это при том, что в нормальном состоянии духа и тела падает на ровном месте и запинается обо все кочки.
Мужчина все-таки отпил чаю, чтобы смочить пересохшее горло и в очередной раз пожелал за это утро дражайшему отцу долгих лет процветания, чтоб он в Киото сейчас обчихался на утренней службе.
Вечером, если никто не помешает, засяду за письмо!
- Хотя надо признать, нет ничего удивительнее метаморфоз, происходящих с моим помощником, во время работы. Представляете, когда пред вашим приходом я попросил его больше не лазить на крышу, он мне сказал так серьезно: «Санзо-сама, не учите меня как работать».
Гудзи издал тихий мягкий смешок.
Что-то мне везет с подопечными. Один интересней другого и полон сюрпризов, как шкатулка прекрасной девушки из благородной семьи. Благодарю вас, ками, за это счастье. Благодарю, что в мудрости своей вы дали нам встретиться.
Только боги в своей вечной гармонии и познании могут знать, что несколько... всего лишь несколько месяцев некогда проведенных с одним очень вспыльчивым и упрямым беловолосым юношей свяжут Санзо с ним неразрывной алой нитью кармы, так что даже спустя одиннадцать лет каждый день проведенный вместе не был забыт. Никем. В эти несколько месяцев вместилось столько событий, что легко бы хватило на пару-тройку лет весьма насыщенной жизни. Яростное противостояние катаны и посоха, леденящие души охоты на демонов и жаркие ночи. Хм, если честно, то не только ночи. Молодая горячая кровь и жажда ощутить, почувствовать, что все еще жив, очень … бодрят.
Интересно, вы так же хорошо, как и я помните наш первый раз, Сабуро-сан?
Санзо по новой наполнил незаметно опустевшие чаши, легко будто случайно едва ощутимо проведя по руке самурая самыми кончиками пальцев.
- Столь многое надо наверстать. Одиннадцать лет порознь. Расскажите, Сабуро-сан? Расскажите, как вы жили?
- Понимаю, - кивнул Сабуро, вертя в руках чашку с горячим ароматным напитком. – Этот юноша на вашем попечении, а это налагает определённую ответственность. Но уверю вас, - поспешил заверить самурай, - у меня и в мыслях не было оскорбить вас, ваш дом и вашего счетовода. Просто Ёки-кун весьма... интересный юноша...
Сабуро сделал глоток чая, слушая рассказ гудзи о сегодняшнем дне, который, судя по всему, у бедного священника не задался. Он попытался представить серьёзное лицо юноши, который так решительно говорит «Не учите меня работать», и пожалел, что пропустил этот момент и не видел реакции Санзо-самы. Вслух же Рейтаро только произнёс:
- Молодые люди в наше время весьма тверды и решительны, особенно в своём деле. Их можно только похвалить за это. Однако для того и существуют старшие, чтобы следить за ними и учить их мере во всём.
Слушая себя со стороны, Сабуро развлекался. О, он действительно стал мастером слова. Конечно, до тех же священников, использующих слова для влияния на души и умы людей, ему было ещё далеко. Но и этого вполне хватало.
- Мне, уважаемый Санзо-сама, нечего особо рассказывать, - Сабуро улыбнулся и благодарно наклонил голову, когда хозяин дома наполнил его чашку. – Обычная жизнь воина – походы, сражения, дела семьи. Как видите, я ушёл из дома моего брата. Он недавно вторично женился – вы, наверное, не знаете, что первая жена моего брата умерла ещё в те годы нестабильности, когда несчастья преследовали нашу семью одно за другим. Мой племянник и единственный – пока – наследник Макото уже превращается в хорошего самурая... что удивительно при таком отце, - слегка презрительно добавил Сабуро. Ну, не мог он не поругать старшего брата. – События весьма радостные, особенно для меня, ибо пока вопрос о моей собственной женитьбе можно отложить на неопределенный срок. К тому же, сейчас у вашего покорного слуги обязательства и перед другой семьёй.
Сабуро замолчал и следующие несколько мгновений просто наслаждался чаем. Увы, распространяться открыто о делах клана Эндо он не мог и не имел права.
- Куда интереснее ваши странствия, Санзо-сама, - с улыбкой проговорил Сабуро, отставляя в сторону свою чашку и плавно придвигаясь ближе. Всё-таки, не чай он сюда пить пришёл. Тело само просило повторения тех ощущений, которые когда-то, в маленьком горном домике, испытало в первый раз. Помнится, тогда именно Сабуро сделал первый шаг в ответ на ласковое обращение Санзо. Сделал, не вполне понимая, что им движет, чувствуя себя грязным и испорченным, искалеченным пытками в плену. Винил пленивших его за то, что превратили его в больного, ненормального... А теперь он желает мужчину так, как должен бы желать женщину. Но те эмоции быстро прошли. Практически сразу же, как только Санзо его поцеловал. И сейчас Сабуро уже не чувствовал в этом чего-то неправильного. Вот абсолютно.
- Что же произошло в вашей жизни за эти годы? – тихо и вкрадчиво заговорил Сабуро, почти лаская собеседника голосом. – Сколько заблудших душ вы спасли? Сколько демонов изгнали?
Санзо склонил голову набок, отчего волосы скользнули длинными тонкими черными змейками по плечам. О да, он прекрасно знал о том впечатлении, которое сейчас производил на одного самурая. Знал, насколько соблазнительно выглядит в этих зеленых очах и ничуть подобного не смущался. Впрочем, период смущения у каннуси уже прошел где-то в возрасте четырнадцати лет, и не было такой вещи или такого человека, что смогли бы его заставить покраснеть.
- Удивительно, Сабуро-сан, чтобы у такого человека как вы жизнь могла уложиться в столь краткий рассказ. Впрочем, у нас будет теперь много времени, чтобы я смог выслушать все ваши истории…
Янтарь глаз священника словно стал ярче, маня горячими искорками в глубине, а голос оказался столь же нежен сколь и шелк на плечах самурая.
- Что же рассказать вам, дорогой друг? За эти одиннадцать лет я много исходил дорог. Порой я шел не один, и тогда со мной странствовали удивительные люди и … духи. Многое я увидал и много постиг. Я старался с достоинством нести то бремя, что возложили на меня ками, даря людям их слово и помогая, чем мог. Я влюблялся и был любим, но ни одна из встреченных мною дев, не смогла пересилить … хм… мою натуру. К несказанной скорби моих родителей. Увы, им достался очень упрямый сын.
Тут оммёдзи откровенно улыбнулся, радуясь тому, что все еще свободен и в упрямстве все же превосходит своих почтенных и горячо любимых отца и мать.
- да, мне многое доводилось находить, но и терять. Шесть лет назад моя нежная Бабочка покинула нас, чтобы предстать перед ками. У нее всегда было слишком слабое здоровье, но при этом ее душа была столь яркой и прекрасной, столь сильной и наполненной жизнью, что я до сих пор чувствую ее тепло. Митсумиши всегда улыбалась вплоть до самого своего последнего дня, - улыбка стала чуть более лиричной.
Когда-то каннуси рассказывал в одну из ночей в домике Рейтаро об одной удивительной девушке, которую Санзо знал с самого детства. Они были очень близкими друзьями и товарищами по шалостям, и, пожалуй, это была одна из немногих на его пути красавиц, с которой он никогда не спал. А это о многом говорило.
- Она сказала, что всегда будет оберегать меня, как я ее когда-то, и в каждой бабочке, что я увижу, будет жить ее частичка. А каждая севшая на меня – это ее поцелуй и объятия. И, знаете, Сабуро-сан, я ей верю.
Как бы между прочим каннуси тоже придвинулся к старому другу и положил голову ему на плечо, чтобы иметь возможность щекотать своим дыханием его красивую сильную шею.
- А однажды, вы не поверите, я… - тут оммёдзи опять тихо рассмеялся. - … видел почтенного отца моей матери. Да, того самого. Могучий Риндзин, узнав во мне, одно из последствий своих загулов, был весьма добр и рад нашей встречи. По-моему, он остался очень горд тем, что его кровь столь сильна во мне и многими чертами мы с ним схожи. Представляете?
Вдыхая знакомый аромат тела Сабуро, священник с удовольствием услаждал слух своего друга интересными случаями из своей жизни, благо этому искусству он мог предаваться часами, если его не отвлечь чем-то иным. И, честно говоря, уже самому оммедзи было интересно, когда же Рейтаро не выдержит этого словесного потока. Ведь он чувствовал сколь сильно желание самурая. Не слабее, чем у самого Санзо. Но то ли за прошедшие годы старый друг слишком соскучился по умению некоего каннуси обвешивать ужи собеседника словесными кружевами, то ли просто привык к долгим беседам вокруг да около, судя по его сильно возросшему умению красиво говорить. А, может, в виду далеко не безоблачного характера просто вредничал. У него тоже со смущением были разные дорожки. И уже после первого раза, к этому аспекту их отношений он относился достаточно спокойно, в смысле, не думал об этом как о бесчестии, и очень даже часто сам ратовал за столь приятное вечернее времяпровождение.
Решив, что кое-кого стоит подтолкнуть, Санзо опять по лисьи улыбнулся, одаривая самурая изрядной долей лукавства в янтарных очах:
- Сабуро-сан, вам что-то еще рассказать или вы все-таки меня поцелуете?
Слушая Санзо, самурай чувствовал лёгкую грусть. И он тоже исходил много дорог и помотался по стране. И он тоже многое находил и терял. Чаще терял, и боль от потери, притупившаяся со временем, тогда была сильна. Но настоящий воин не показывает слабостей и не льёт слёз. Настоящий воин принимает несчастья со смирением и благодарит ками за их мудрость. Настоящий воин готов к смертям и не печалится об ушедшем.
Сотни раз Сабуро повторял эти заветы. Но они слабо помогали. Легко рассуждать о мудрости и вечности, сидя в прекрасном саду с чашкой ароматного чая. Но как тяжело постигать эту мудрость самому, на дороге жизни. Особенно в одиночестве.
Казалось бы, священникам, говорящим с богами и духами, примириться с тяготами проще. Но и они люди. И у них есть сердца. И так же трудно терять любимых.
Услышать о смерти таинственной Бабочки, о которой Санзо рассказывал, но которую Сабуро не довелось встретить, было печально. Самурай положил руку на голову священника, легонько целуя его в лоб.
- Я скорблю о вашей утрате, Санзо-сама, - тихо сказал он. - Но души любимых и любивших нас всегда рядом с нами, я знаю.
Они помолчали. А потом разговор потёк в иное русло. Встреча Санзо с блудным папой вызвала у Сабуро усмешку.
- Жаль, я не видел такого знаменательного события. Я даже знаю, какими именно чертами вы с ним схожи, - хохотнул Рейтаро.
Но Санзо, видимо, понесло. Уже через полчаса подобных словоизлияний Сабуро внутренне рычал и негодовал. Вот мучитель! Прекрасно знает о моих намерениях и словно бы забавляется. Что ж… позабавимся и мы.
Сабуро мужественно решил не сдаваться первым. Посмотрим, чья выдержка сильнее.
И вот уже когда сам доблестный воин был готов сдаться, каннуси произнёс ту самую фразу.
Сабуро хмыкнул в ответ, обхватив его за талию и опрокидывая на татами:
- Вы, дорогой мой Санзо-сама, конечно, можете рассказать что-нибудь ещё. Если, конечно, будете в состоянии это делать, пока я буду вас целовать, раздевать и предаваться с вами плотский утехам…
Самурай накрыл своими губами рот Санзо, раздвигая его губы, сплетая их языки, их тела. Всё также лёжа на нём, Сабуро гладил руками шею каннуси, грудь... везде, где мог дотянуться…
Есть время, когда нужно и надо искать правильные слова, а есть время, когда нужно просто действовать. И в данный момент, Санзо склонялся ко второму варианту. Да и как говорить, когда тебя так надежно и очень приятно заткнули?
Поэтому вместо того, чтобы отвечать на как всегда чуть ядовитые комментарии самурая, оммедзи предпочел поощрить старого друга, запустив руки в его длинные белые волосы, такие приятные на ощупь, и притянул к себе еще теснее, еще крепче и искусней целуя до сбитого дыхания и сладкого забвения, когда ничего не имеет значения, кроме человека, которого ты сжимаешь в объятиях.
Еще не досохшее косодэ нехотя поддавалась пальцам Рейтаро и крайне медленно сползало с плеч священника, чью освободившуюся от плена ткани золотистую кожу покрывал поцелуями благородный воин. А хитрый каннуси только больше мешал, всячески отвлекая его от миссии освобождения поцелуями и ласками, при этом преуспев в том же начинании значительно больше. Хаори уже валялось где-то в стороне, и белое кимоно уже раскрывалось и, подобно кокону, защищающему бабочку, выпускало на свет прекрасное совершенное тело самурая. От каждого изгиба, от каждого перекатывающегося под кожей мускула веет мужественностью. Прекрасен!
Священник не считает нужным скрывать свой восторг, он лишь немного печалится при виде новых шрамов на теле воина, новых следов беспокойной жизни. Но таков его путь и никто не в праве указывать ему здесь, как никто не вправе был указывать самому Санзо, выбравшему путь говорящего с ками и оммёдзи. Опасно, да. Но они оба считали, что должно быть именно так, а не иначе. Такова их судьба.
- Ох, Сабуро-сан, на вас все еще слишком много одежды! – смеется обнаженный Санзо, протягивая руки к завязкам хакама. – Надо же, а узлы все те же. Или вы это специально для меня?
Пальцы легко справляются с данной преградой, последней на пути. И вот, мужчины вновь сжимают друг друга в страстных объятиях. И нет мига слаще, когда она так близко. Кожа к коже. Когда могут касаться друг друга и целовать. Их любовь полна страсти и дикой свободой, когда обоим партнерам не нужно сдерживаться, не нужно опасаться причинить вред друг другу или напугать своей неистовостью, что целых одиннадцать лет покоилась на самом дне их сердец. Белые и черные волосы давно спутались между собой, переплетенные словно змеи в брачный период. А глаза каннуси, когда тот смотрит на своего друга, начинает зеленеть от жажды совсем иного рода, чем это принято подразумевать.
Верх. Низ. Все это уж давно не важно. Весь мир сейчас жаркое тело Сабуро, покрывшееся испариной и следами от поцелуев. Санзо бы не удивился, окажись ни сейчас на потолке. Но, кажется, под ними пока еще пол. Руки каннуси скользят вниз, пока губы впиваются поцелуем в рот Рейтаро. И сейчас важно только это.
- Что же вы, Санзо-сама, так немногословны? – задыхаясь, поинтересовался Сабуро. Под ласками было невозможно не то, что говорить, - думать, да и осознание того, что самый желанный человек вот здесь, в объятиях, после долгих лет, и можно гладить его руками, целовать, даже царапать, затуманивало разум. Но Сабуро не был бы Сабуро, если бы не поёрничал и в такой вот момент. – Неужели вам... больше... нечего рассказать мне? – последние слова он буквально прорычал – влажное косоде Санзо никак не хотело сниматься, да и любовник отвлекал от важного дела, целуя и касаясь тела мужчины в самых чувствительных местах. Поэтому потерявший терпение самурай почти сорвал ненужную тряпку, которая, к тому же, вымочила его собственное кимоно. Но это было не важно сейчас – Сабуро, наконец-то, мог полюбоваться на прекрасное тело Санзо... и прижаться совсем близко, когда каннуси справился с узлами его хакама и стянул их.
- Вот видите, Санзо-сама, вы ещё помните, как их развязывать...а вот мой слуга... до сих пор путается..., - прошептал самурай, как только Санзо оторвался от его губ.
Сабуро сам сейчас путался в мыслях и ощущениях. Он обхватил ладонями лицо Санзо и впился в его губы, целуя так, как хотел поцеловать ещё вчера – жадно, глубоко, делясь с ним своими эмоциями и ощущениями, сплетая их языки и удовлетворённо урча. Губы заболели, но Рейтаро так и не выпускал Санзо, даже когда дыхания перестало хватать. Потом, всё таки оторвавшись на секунду, глотнул воздуха и вернулся к прерванному занятию, на этот раз легонько касаясь губами уголков губ любовника, его скул, прикрытых век, висков. Спустился на шею, втягивая губами кожу... Вызывающе потёрся своими бёдрами о бёдра Санзо и посмотрел на него:
- Санзо-сама, а готовы ли вы перейти к ещё более решительным действиям?
- Это к каким же? – мурлыкнул священник, потершись щекой о плечо Рейтаро.
Страсть в сочетании с серьезностью, что так шли самураю, приводили Санзо в какой-то на редкость игривый лад. Он просто чувствовал себя котом, дорвавшимся до заветной хозяйской заначки из вкусненьких сушенных рыбок.
- Может, к таким? – прикусив мочку уха любовника, поинтересовался каннуси, пробегая пальцами по спине и сжимая их на упругих ягодицах воина. Нежно погладил попавшие в лапы… округлости. Уж больно форма хороша.
- Или к таким?
Смех оммедзи растекся по всей комнате, когда он мягко толкнул Сабуро на татами и лег сверху, одаривая друга нецеломудренными поцелуями. И длинные иссиня-черные волосы, змеями растекшиеся по плечам Санзо, окутали их шелковым покрывалом, скрыв и выражение лица каннуси. Впрочем, Рейтаро мог прекрасно представить как разгораются зеленым огнем янтарные глаза партнера, отражая тоже пламя, что бушевало в изумрудных очах самурая. Как улыбка гудзи всегда такая теплая становится чуточку пьяной от напора чувств.
Скользят по широкий груди прекрасного воина тонкие пальцы и путаются в серебристо-белых прядях. Черное и белое. Нет, ничего вечнее их противостояния. Впрочем, сейчас не об этом. Двое на татами так страстно извиваются в древней как мир игре жизни, переплетая языки, пальцы, ноги и укрепляя алую нить кармы, что связывала их с того момента, когда их впервые свела судьба.
- Таким? – продолжает шутить Санзо, изучая доверенные ему сокровища.
Губы касаются исходящего жаром от переизбытка крови достоинства самурая, а пальцы кружат вокруг другой не менее разгоряченной точки тела, и сначала один, а потом и два, и три входят внутрь.
- Сабуро-сан, и это вы тоже имели в виду? – уже заметно охрипшим голосом поинтересовался оммедзи, входя в Рейтаро. – Поправьте меня, если что не так.
И прижавшись, вернул тот полный эмоций поцелуй, в такт начиная движение…
Сабуро любил, когда Санзо превращался в этакого игривого большого кота. Когда он вот так ластился и ласкал. Когда смеялся и был полностью, до конца поглощён им. Да, иногда хочется побыть собственником. Особенно, если в твоих руках такое совершенство.
Всё начиналось точно так же. Тогда Сабуро бесился и негодовал, видя, как Санзо-сама чуть ли не помешан на своём зеркале (сам священник был с ним полностью не согласен, но это было так!), как он мил и приветлив с любым встречным бродягой. Как обходителен с женщинами, которые буквально лезли на него, опутывая своими жадными руками. Сабуро смотрел и думал, что Санзо со всеми такой. Что он не делает различий между людьми, и одинаково любит всех. И почему-то юноше было неприятно думать так – это же значило, что и он для Санзо-самы «как все», «один из». А ведь Санзо-сама стал для него особенным.
В тот вечер они едва успели доехать до дома, как начался настоящий буран. Был конец зимы, снег почти растаял, а тут вдруг такое. Сабуро был просто вне себя и всю дорогу язвил и как обычно пытался довести священника. Не получалось. А всё потому, что в той несчастной деревеньке, куда оммёдзи позвали для изгнания какого-то духа из какой-то девчёнки, был один совершенно отвратительный тип. Типу было лет семнадцать, он был помощником аптекаря и присутствовал при обряде. Вернее, за дверью стоял. А когда обряд был закончен и благодарная семья устроила небольшой пир в честь оммёдзи, пригласив на него всех, кто под руку попался, этот юноша сел рядом с Санзо и весь день от него не отходил – преданно заглядывал в глаза, восхищённо шептал похвалы и буквально просился в «ученики»... попутно погладив священника по руке…ласково так. Только слепой не понял бы, к чему тот клонит. А Санзо! Санзо мило улыбался и практически обнимал юношу! Да ещё и шептал что-то ему на ухо, от чего негодяй заливался румянцем. Конечно, Санзо-сама же всех любит! Тогда Сабуро решил, что если этот недоделанный аптекарь пойдёт с ними, до утра он не доживёт! Хотя, самурай сам понимал, что просто так убивать слабого простого жителя недостойно, да и не опустится он до такого. А поздним вечером, когда в ответ на выпады самурая Санзо мягко упрекнул его, Сабуро сказал: «А какое вам дело до моих манер? Разве я чем-то отличаюсь от других?». Священник тогда ответил, что ему есть дело до манер Сабуро именно потому, что он отличается от других, ибо много значит для Санзо.
- Покажите мне, Санзо-сама, сколько же я для вас значу, - произнёс Сабуро почти сквозь зубы и... Кто из них первый потянулся к другому, самурай уже не помнил. Но в тот момент, когда их губы встретились, он понял, что это просто должно было произойти. И как же он раньше не догадался, что это произойдёт? И пусть это недостойно мужчины – желать другого мужчину, но раз уж он, Сабуро, уже настолько испорчен, остаётся только принять свою грешную натуру, уступить хотя бы один раз... а потом...потом он обязательно постарается искоренить в себе этот грех.
И сейчас Сабуро, как тогда, ловил губами прядки чёрных волос, которые падали на его лицо, кусал мочку уха и слегка тянул её, чувствуя, что игривое настроение Санзо передаётся и ему. Задыхался от нахлынувших ощущений и готов был разорваться от спутавшихся в огромный клубок чувств. Санзо жесток! О, да! Только очень жестокий человек будет вот так оттягивать долгожданный момент, дразня и мучая...Аххх...
Он почти не слушал, о чём словоохотливый каннуси опять болтает, сосредоточившись на ощущениях. Когда тот, наконец, вошёл в давно уже готовое тело, Сабуро выгнулся, закрыв глаза и кусая губы, чтобы не стонать в голос. А Санзо ещё что-то умудрялся говорить. Вот ведь!
- Санзо-сама...мудрый чело...век...всегда знает…когда...лучше...замолчать…
Как же невозможно медленно! Рейтаро крепко ухватился за плечи Санзо и сам подался вперёд, двигая бёдрами ещё резче и быстрее.
Что-то выдохнув сквозь зубы явно не сочетающееся с точкой зрения, каннуси вновь приник к губам Сабуро, все же предлагая альтернативный и куда более приятный способ затыкания себе любимого и несравненного.
Самурай жаждал быстроты. Впрочем, он всегда был таким неистовым. И это тоже радовало. Радовала искренность его желания, его страсти и его радости от встречи. Подстроится под новый темп, заданный нетерпеливым другом, при этом не разрывая поцелуя и лаская совершенное тело мужчины, оказалось не так просто. Но огонь в зеленых глазах, как и капельки пота, блестящие на едва тронутой загаром коже воина, его одновременно твердые и податливые губы вдохновили бы Санзо и на куда более лихие подвиги. Например, свернуть горы. Но, к счастью, пока этого иногда невыносимого характером человека ландшафт данной местности устраивал.
Все быстрее и быстрее. Теперь уже, увлекшись и войдя во вкус, задавал темп священник, сжимая в объятиях грезу долгих одиннадцати лет. Только сейчас греза была реальнее некуда.
Самурай зверем или змей извивался в его руках, кусал каннуси и впивался твердыми пальцами до синяков в плечи. Они ловили дыхание и всхлипы друг друга, чтобы не упустить тот приближающийся момент, когда мир взорвется тысячами пылающих искорок и это будет прекрасно.
Мужчины с едва не позабытой жадностью пьют друг друга, жалея, что невозможно быть еще ближе, и дарят друг другу все, что можно. Всю нежность. Всю любовь и страсть, скопившиеся за столь долгое время разлуки. И пусть теперь в их распоряжении все будущие встречи, но в этом отчаянном неистовстве, когда каждый раз словно последний, когда в каждый поцелуй в каждое движение рук и тела вкладываешь всего себя, свою душу есть своя особая прелесть.
Пик близится. Эта накатывающая цунами легко сносит остатки мыслей, все постороннее и суетное, ибо сейчас может быть важном только яростно бьющееся в одном ритме с твоим сердце партнера. Бурление жизни на кончиках пальцев и в жилке на шее самурая. В змеином танце сплетающихся языков и распухших губах. В жарких вскриках. В выгибающихся в стремлении быть как можно ближе телах и тихом рычании в понимании того, что даже кожа к коже – недостаточно. Хочется быть ближе. Стать единым целым. В этот миг. И настолько насколько позволят ками двум смертным душам.
И вот наивысший момент наслаждения! Страсть опаляет, сжигает, чтобы они переродились как фениксы из пепла отгоревшего танца любви, чтобы возродится вновь. Чтобы снова стать частью этого мира. И при этом храня в себе частичку друг друга. Теперь уже можно вновь вспомнить как спокойно дышать, как слышать что-то еще кроме биения пульса и двух сердец, просто расслабится и нежится, прижимая к себе одного очень дорого и порой очень кусачего заблудившегося в себе звереныша, делясь с ним своим теплом.
И играть с длинной белой прядкой, наматывая ее на палец. И собирать губами пот капельки влаги, выступившие на подбородке, шее и груди…
- Знаете что, Сабуро-сан, вы сейчас такой влажный, что это просто сводит меня с ума, - мурча, поделился каннуси, кусая за такую соблазнительную градинку соска. – Продолжим?
И вновь танец тел, танец страсти и любви, то нежный, то несдерживаемый в желаниях, в выражении чувств. Укусы, борозды от ногтей, хватка пальцев, объятия до хруста костей и миг перерождения. Возрождения. Слияния. Единения.
Мгновение... час... больше... Сабуро сам не смог бы сейчас поручиться, сколько времени прошло с их первого поцелуя и до этого невероятного, затопляющего всё удовольствия, от которого он ослеп и оглох на целую вечность. Губы приоткрылись, но из них не вырвалось ни звука. Грудь вздымалась и опадала, сердце колотилось как сумасшедшее. О да, его тело быстро вспомнило эти ласки, быстро поймало ритм, раскрылось навстречу Санзо. Хотя, казалось, такого уже никогда больше не случится. И не случится. Ни с кем. Но Санзо всегда мягко и вкрадчиво, с присущей ему лаской, ломал все его страхи, устои и обещания себе… Ну, пусть не все, но уж те, что касались удовольствий тела, точно!
Каннуси перекатился на бок, и Рейтаро тут же положил руку ему на грудь, слегка поглаживая.
- Санзо-сама, - почти промурлыкал Сабуро, потягиваясь и облизывая пересохшие губы, - я больше не хочу отрезать вам уши. Теперь я хочу вас съессссть, - что честный самурай и подтвердил, дотянувшись до уха каннуси и прикусив мочку. – Я готов ещё и не на такие подвиги!
- Ммм, а какие же? - проведя указательным пальцем по губам самурая, когда тот оторвался от "лакомства", мурлыкнул каннуси. - И что за подвиги вы хотите свершать? Знаете, Сабуро-сан, мне вот ужасно интересно, чему вы научились за одиннадцать лет. Такой немалый срок, - прикрыл глаза и загадочно улыбнулся. - Каким вы можете быть, если дать вам возможность вести этот танец? Вы не откажетесь мне показать?
- Срок и правда немалый, - с расслабленной улыбкой протянул Сабуро… потом глаза его распахнулись широко-широко и вцепились в глаза Санзо. – Вести? Мне? Эээ..., - деревянным голосом переспросил самурай, сомневаясь в своих умственных способностях и в том, что он, мастер читать между строк, правильно понял эти слова.
Но тело действовало сейчас без участия разума, и Сабуро приподнялся, усаживаясь верхом на Санзо и внимательно оглядывая всё это совершенство. Которое ему вот так просто сейчас предлагали. Сердце ухнуло вниз.
Конечно Сабуро не был скромником. Конечно, за эти одиннадцать лет он не позволил никому то, что сейчас позволил Санзо. А то, чему он научился за это время... Ох, лучше Санзо-саме этого не знать. Просто перед ним находилось создание, которое так долго и настойчиво внушало ему, что оно совершенство, что, кажется, Сабуро ему поверил. И вот так... причинить ему, возможно, боль...
Самурай тряхнул головой. Сглотнул. Провёл руками по лицу Санзо, зарылся в волосы. Хмм, он же не юнец неопытный! Санзо-сама ещё будет умолять его не останавливаться.
- Спешу исполнить ваше желание, - хрипло прошептал Сабуро в губы, каннуси, целуя его. – Уверяю, я стал не только хорошим дипломатом. Я и танцор отличный.
Сейчас, расслабленное только что пережитым удовольствием тело Санзо было именно таким, каким нужно. И Сабуро, подарив ему ещё один глубокий поцелуй, соскользнул вниз, оставляя по пути дорожку из поцелуев-укусов и разводя длинные красивые ноги священника в стороны. Его язык прошелся по всей длине ствола, и губы сомкнулись на члене. Тонкие сильные пальцы круговыми движениями дразнили вход. Затем один палец проник внутрь. Все движения были медленными, нежными, словно в руках Сабуро находилась великая драгоценность. Он вскинул глаза на Санзо, чтобы понять, что тот чувствует, нравится ли ему, не причиняет ли он боли. И ввёл второй палец, растягивая вход. Третий. Аккуратно, чувствуя, что сердце бьётся уже где-то у горла. Как в тумане, Сабуро приподнял ноги Санзо, и они тут же обвились вокруг его талии. Входя в это тело, Сабуро кусал губы и старался не отрывать взгляда от лица каннуси, ловя малейшее изменение, малейший оттенок чувств. Стон сорвался с его губ прежде, чем Рейтаро успел его поймать. Наклонившись, он впился в шею Санзо, пробуя на вкус его кожу.
Санзо, конечно, много рассчитывал добиться, предлагая на время сменить роли, но даже непомерное удивление, отразившееся на лице самурая, само по себе уже являлось наградой. Столь нетипичная мимика на этом надменном лике смотрелась на редкость занятно и очень мило.
Надо почаще придумывать что-нибудь эдакое… говорят техника, называемая шокотерапией, очень полезна.
Рейтаро все же смог взять себя в руки и новое выражение глаз его было на редкость приятно для священника. Там искрой скакало что-то похожее на благоговение и восторг столь искренний, сколь бывает у пятилетнего ребенка, получившего самый заветный подарок. Это радовало.
А то как нежен был самурай с телом каннуси, словно то, было отлито из хрусталя невозможно было сравнить ни с чем. Санзо и представить себе не мог, сколько на самом деле нежности таится в этих сильных руках, сколь внимательны надменные губы. Это было так прекрасно. И, наверное, за этот день было самой большой наградой за идею оммедзи. Он крайне редко оказывался в такой роли. Тут и собственная активность не давала никому возможность проявить инициативу, и привычка держать дистанцию и в какой-то степени недоверие. Да и просто собственный слишком твердый характер. Редко кто мог настолько заинтересовать Санзо, и настолько приворожить и поразить, чтобы подобное случилось. Даже когда мужчина был помоложе.
Но сейчас этот жест нужен был прежде всего Сабуро, чтобы понял тот, насколько он дорог каннуси, что Санзо ему доверяет, как сам самурай священнику. Похоже, воин понял, судя по его нежности.
Я настолько вам дорог, дорогой друг, что вы боитесь даже невольно причинить мне вред?
Санзо притянул Рейтаро к себе, насаживаясь крепче на его член и жадно целуя, словно не было всех этих ласк прежде и не у них обоих уже болят губы. Целуя так, что вскоре стало темнеть в глазах и не хватать дыхания. Глубоко и страстно.
Сабуро-сан, я ценю ваши чувства, поверьте. И я тоже вас очень люблю. Вы для меня особенный.
Вот что хотел оммедзи выразить в своем поцелуе. Самурай в постели всегда понимал его с полуслова. Причем иногда так хорошо, что у молодого тогда священника закрадывалась мысль юношу оттуда вообще не выпускать. А то как вылезет, так сразу начинается.. и попытки уши отрезать, и влезть вперед. Не самая удачная идея, когда идешь куда-нибудь с человеком, наделенным магическим даром.
Но, видят ками, Сабуро-сан, мы еще побеседуем с вами насчет того, какая из меня хрупкая ваза.
Далее от недостойных мыслей каннуси был успешно избавлен действиями дорогого друга, который и вправду изрядно поднаторел в плотских утехах. От движений внутри сразу стало так хорошо, что Санзо, не скрываясь, довольно застонал-замурчал и выгнулся дугой в объятиях мужчины. Поцелуй увы, для этого пришлось прервать, но что поделать. Зато можно прижаться лбом ко лбу, прикрыть глаза и ловить чужое дыхание, ловить хрипы и ответный стоны, когда руки священника сначала не теряли время и ласкали сильное тело Рейтаро, иногда так сильно впиваясь, что без синяков наверняка не обойдется. Впрочем, учитывая, как к тому же увлеченно он наставлял засосы любовнику, синяки будут не самой страшной проблемой. Но тут Сабуро тоже не отставал. Не иначе как решил привести в действие свою угрозу и впрямь съесть старого друга.
- Ох... Сабуро-сан, вы хоть кусочек ... ох, на потом оставьте, - смеясь, посоветовал священник, вновь приникая к надменным устам.
- Нет уж, я хочу всё и сейчас! – рыкнул Сабуро, на мгновение обхватив руками лицо Санзо, чтобы ответить на поцелуй, посасывая чужой язык, покусывая губы острыми зубками. Он же как-то сам говорил, что хочет оставить свои следы на теле каннуси. Вот и возможность!
Сабуро вжался в тело Санзо сильнее, перехватил руки любовника, сплетая его пальцы со своими, раскинул их. Чуть-чуть приподнялся, не выпуская тонкие руки Санзо из своих и только надеясь, что тому не больно сейчас. Движения его бёдер сначала замедлились, стали дразнящими, неторопливыми. Потом быстрее, глубже, до самого конца, задевая ту самую чувствительную точку внутри, от которой сам Сабуро сходил с ума. Яростнее становились движения, Рейтаро сильнее вжимался в тело Санзо, ощущая между их телами такую твёрдую, возбужденную плоть оммёдзи.
Самурай отпустил руку Санзо, скользнул между их телами… ладонь сжалась на члене, резко прошлась вверх, кончики пальцев, дразня, обхватили головку, поглаживая. Горячее тело каннуси, затуманенные удовольствием глаза, такое красивое сейчас лицо, поцелуи, говорившие так много – всё это накатывало волнами настоящего блаженства, которое возможно было только вот так, только с этим потрясающим человеком, вернувшим его к жизни и каждым своим действием, жестом, словом меняющим его сущность.
- Сабуро-сан… как вы …не…терпеливы… ох, - Санзо, выгибаясь от ласки, хрипло засмеялся. Хотелось быть еще ближе. Хотелось… пальцы Рейтаро, его движения внутри… это было так хорошо, что напрочь лишало остатков разума.
Оба уже задыхались в предчувствии близкого конца. Каждый толчок рождал миллионы ярких бабочек под веками, а напряжение в паху было настолько неимоверным, что казалось проще умереть. Но рядом был Сабуро. Надежный верный Сабуро. Самурай жадно ловил каждый его стон губами и, кажется, и вправду решил исполнить свою угрозу и съесть одного любвеобильного каннуси целиком, так жадно впившись в поцелуе, что у обоих темнело в глазах.
И вот тот самый миг. Они так вцепились друг в друга, будто в этот момент их собирались растащить некие злые силы. На фоне накатившего наслаждения и блаженного опустошения боль от тисков пальцев просто не чувствовалась.
- Ох, Сабуро-сан, - оммедзи прижался щекой к щеке воина, хрипло дыша. – как же я вас люблю.
- Счастлив слышать, - усмехнулся самурай, прижавшись лбом ко лбу Санзо и бездумно целуя его куда получалось – в нос, веки, щёку. Руки дрожали и всё никак не могли остановиться, лаская и поглаживая тело любовника. – Кажется, я полюбил вас в то мгновение, когда вы забрали меня из того замка…
Некоторое время они просто лежали рядом, наслаждаясь близостью и теплом и переговариваясь. И так не хотелось вставать и возвращаться к повседневности. Но время было ещё раннее, а впереди весь день. Сабуро вздохнул, потянулся и плавным движение сел, оглядываясь в поисках своей одежды.
- Судя по влажности ваших волос и помня вашу страсть к воде, смею предположить, что где-то здесь должен быть ручей. Если вы не против, я отправлюсь на его поиски и ополоснусь немного, - говоря это, самурай уже натягивал хакама и завязывал оби. Волосы так и остались лежать белым, чуть спутанным и взъерошенным покрывалом на плечах. Присев перед лежащим в ворохе своей одежды каннуси, Сабуро ещё раз прижался к его губам жадным поцелуем и выпрямился. – Я непременно ещё зайду к вам после этого, чтобы пожелать хорошего дня и попрощаться.
- Будьте осторожны, по заверениям моего помощника, там водятся каппа, - оммедзи довольно потянулся и хитро улыбнулся. - Если я вам понадоблюсь, то буду в доме. Письма писать. Ах да, передайте Ёки-сану, что я доволен его работой, что даже готов дать ему отдых до конца дня.
- Если встречу, - отозвался Сабуро уже от двери, подумав, что встретить Ёки-куна – это ещё полдела. Главное – его поймать, когда он опять удирать кинется.
- Надо же, каппа, - бормотал самурай, выходя из дома. – И это в пруду у каннуси…
Каннуси прервался, чтобы перехватить в последний момент чайник у Рейтаро и самостоятельно разлить чай по чашкам, пользуясь правом хозяина дома. Он ослепительно улыбнулся старому друга, дабы обезоружить его гордость аристократа, а то начнет тут по старой памяти катаной размахивать, и будет потом чересчур весело.
- Я, честно, не очень хотел мешать вашему безобидному развлечению… - куда более серьезно продолжил Санзо. - … но Ёки-сан слишком наивен и на редкость талантливо не замечает то, что следовало бы. Сами понимаете, это может плохо кончится, тем более для человека находящегося в компании оммёдзи. Да и простых неприятностей хватает. А я не уверен, что смогу следить за ним двадцать четыре часа в сутки. Он умеет находить неприятности везде. Вчера с утра свалился в водопад, что при храме, а сегодня… у меня волосы чуть не поседели! – не удержался от того, чтобы поделиться наболевшим, священник, покачав головой. – Он, дабы узнать в каком состоянии крыша храма, туда влез. Вы представляете? Это при том, что в нормальном состоянии духа и тела падает на ровном месте и запинается обо все кочки.
Мужчина все-таки отпил чаю, чтобы смочить пересохшее горло и в очередной раз пожелал за это утро дражайшему отцу долгих лет процветания, чтоб он в Киото сейчас обчихался на утренней службе.
Вечером, если никто не помешает, засяду за письмо!
- Хотя надо признать, нет ничего удивительнее метаморфоз, происходящих с моим помощником, во время работы. Представляете, когда пред вашим приходом я попросил его больше не лазить на крышу, он мне сказал так серьезно: «Санзо-сама, не учите меня как работать».
Гудзи издал тихий мягкий смешок.
Что-то мне везет с подопечными. Один интересней другого и полон сюрпризов, как шкатулка прекрасной девушки из благородной семьи. Благодарю вас, ками, за это счастье. Благодарю, что в мудрости своей вы дали нам встретиться.
Только боги в своей вечной гармонии и познании могут знать, что несколько... всего лишь несколько месяцев некогда проведенных с одним очень вспыльчивым и упрямым беловолосым юношей свяжут Санзо с ним неразрывной алой нитью кармы, так что даже спустя одиннадцать лет каждый день проведенный вместе не был забыт. Никем. В эти несколько месяцев вместилось столько событий, что легко бы хватило на пару-тройку лет весьма насыщенной жизни. Яростное противостояние катаны и посоха, леденящие души охоты на демонов и жаркие ночи. Хм, если честно, то не только ночи. Молодая горячая кровь и жажда ощутить, почувствовать, что все еще жив, очень … бодрят.
Интересно, вы так же хорошо, как и я помните наш первый раз, Сабуро-сан?
Санзо по новой наполнил незаметно опустевшие чаши, легко будто случайно едва ощутимо проведя по руке самурая самыми кончиками пальцев.
- Столь многое надо наверстать. Одиннадцать лет порознь. Расскажите, Сабуро-сан? Расскажите, как вы жили?
- Понимаю, - кивнул Сабуро, вертя в руках чашку с горячим ароматным напитком. – Этот юноша на вашем попечении, а это налагает определённую ответственность. Но уверю вас, - поспешил заверить самурай, - у меня и в мыслях не было оскорбить вас, ваш дом и вашего счетовода. Просто Ёки-кун весьма... интересный юноша...
Сабуро сделал глоток чая, слушая рассказ гудзи о сегодняшнем дне, который, судя по всему, у бедного священника не задался. Он попытался представить серьёзное лицо юноши, который так решительно говорит «Не учите меня работать», и пожалел, что пропустил этот момент и не видел реакции Санзо-самы. Вслух же Рейтаро только произнёс:
- Молодые люди в наше время весьма тверды и решительны, особенно в своём деле. Их можно только похвалить за это. Однако для того и существуют старшие, чтобы следить за ними и учить их мере во всём.
Слушая себя со стороны, Сабуро развлекался. О, он действительно стал мастером слова. Конечно, до тех же священников, использующих слова для влияния на души и умы людей, ему было ещё далеко. Но и этого вполне хватало.
- Мне, уважаемый Санзо-сама, нечего особо рассказывать, - Сабуро улыбнулся и благодарно наклонил голову, когда хозяин дома наполнил его чашку. – Обычная жизнь воина – походы, сражения, дела семьи. Как видите, я ушёл из дома моего брата. Он недавно вторично женился – вы, наверное, не знаете, что первая жена моего брата умерла ещё в те годы нестабильности, когда несчастья преследовали нашу семью одно за другим. Мой племянник и единственный – пока – наследник Макото уже превращается в хорошего самурая... что удивительно при таком отце, - слегка презрительно добавил Сабуро. Ну, не мог он не поругать старшего брата. – События весьма радостные, особенно для меня, ибо пока вопрос о моей собственной женитьбе можно отложить на неопределенный срок. К тому же, сейчас у вашего покорного слуги обязательства и перед другой семьёй.
Сабуро замолчал и следующие несколько мгновений просто наслаждался чаем. Увы, распространяться открыто о делах клана Эндо он не мог и не имел права.
- Куда интереснее ваши странствия, Санзо-сама, - с улыбкой проговорил Сабуро, отставляя в сторону свою чашку и плавно придвигаясь ближе. Всё-таки, не чай он сюда пить пришёл. Тело само просило повторения тех ощущений, которые когда-то, в маленьком горном домике, испытало в первый раз. Помнится, тогда именно Сабуро сделал первый шаг в ответ на ласковое обращение Санзо. Сделал, не вполне понимая, что им движет, чувствуя себя грязным и испорченным, искалеченным пытками в плену. Винил пленивших его за то, что превратили его в больного, ненормального... А теперь он желает мужчину так, как должен бы желать женщину. Но те эмоции быстро прошли. Практически сразу же, как только Санзо его поцеловал. И сейчас Сабуро уже не чувствовал в этом чего-то неправильного. Вот абсолютно.
- Что же произошло в вашей жизни за эти годы? – тихо и вкрадчиво заговорил Сабуро, почти лаская собеседника голосом. – Сколько заблудших душ вы спасли? Сколько демонов изгнали?
Санзо склонил голову набок, отчего волосы скользнули длинными тонкими черными змейками по плечам. О да, он прекрасно знал о том впечатлении, которое сейчас производил на одного самурая. Знал, насколько соблазнительно выглядит в этих зеленых очах и ничуть подобного не смущался. Впрочем, период смущения у каннуси уже прошел где-то в возрасте четырнадцати лет, и не было такой вещи или такого человека, что смогли бы его заставить покраснеть.
- Удивительно, Сабуро-сан, чтобы у такого человека как вы жизнь могла уложиться в столь краткий рассказ. Впрочем, у нас будет теперь много времени, чтобы я смог выслушать все ваши истории…
Янтарь глаз священника словно стал ярче, маня горячими искорками в глубине, а голос оказался столь же нежен сколь и шелк на плечах самурая.
- Что же рассказать вам, дорогой друг? За эти одиннадцать лет я много исходил дорог. Порой я шел не один, и тогда со мной странствовали удивительные люди и … духи. Многое я увидал и много постиг. Я старался с достоинством нести то бремя, что возложили на меня ками, даря людям их слово и помогая, чем мог. Я влюблялся и был любим, но ни одна из встреченных мною дев, не смогла пересилить … хм… мою натуру. К несказанной скорби моих родителей. Увы, им достался очень упрямый сын.
Тут оммёдзи откровенно улыбнулся, радуясь тому, что все еще свободен и в упрямстве все же превосходит своих почтенных и горячо любимых отца и мать.
- да, мне многое доводилось находить, но и терять. Шесть лет назад моя нежная Бабочка покинула нас, чтобы предстать перед ками. У нее всегда было слишком слабое здоровье, но при этом ее душа была столь яркой и прекрасной, столь сильной и наполненной жизнью, что я до сих пор чувствую ее тепло. Митсумиши всегда улыбалась вплоть до самого своего последнего дня, - улыбка стала чуть более лиричной.
Когда-то каннуси рассказывал в одну из ночей в домике Рейтаро об одной удивительной девушке, которую Санзо знал с самого детства. Они были очень близкими друзьями и товарищами по шалостям, и, пожалуй, это была одна из немногих на его пути красавиц, с которой он никогда не спал. А это о многом говорило.
- Она сказала, что всегда будет оберегать меня, как я ее когда-то, и в каждой бабочке, что я увижу, будет жить ее частичка. А каждая севшая на меня – это ее поцелуй и объятия. И, знаете, Сабуро-сан, я ей верю.
Как бы между прочим каннуси тоже придвинулся к старому другу и положил голову ему на плечо, чтобы иметь возможность щекотать своим дыханием его красивую сильную шею.
- А однажды, вы не поверите, я… - тут оммёдзи опять тихо рассмеялся. - … видел почтенного отца моей матери. Да, того самого. Могучий Риндзин, узнав во мне, одно из последствий своих загулов, был весьма добр и рад нашей встречи. По-моему, он остался очень горд тем, что его кровь столь сильна во мне и многими чертами мы с ним схожи. Представляете?
Вдыхая знакомый аромат тела Сабуро, священник с удовольствием услаждал слух своего друга интересными случаями из своей жизни, благо этому искусству он мог предаваться часами, если его не отвлечь чем-то иным. И, честно говоря, уже самому оммедзи было интересно, когда же Рейтаро не выдержит этого словесного потока. Ведь он чувствовал сколь сильно желание самурая. Не слабее, чем у самого Санзо. Но то ли за прошедшие годы старый друг слишком соскучился по умению некоего каннуси обвешивать ужи собеседника словесными кружевами, то ли просто привык к долгим беседам вокруг да около, судя по его сильно возросшему умению красиво говорить. А, может, в виду далеко не безоблачного характера просто вредничал. У него тоже со смущением были разные дорожки. И уже после первого раза, к этому аспекту их отношений он относился достаточно спокойно, в смысле, не думал об этом как о бесчестии, и очень даже часто сам ратовал за столь приятное вечернее времяпровождение.
Решив, что кое-кого стоит подтолкнуть, Санзо опять по лисьи улыбнулся, одаривая самурая изрядной долей лукавства в янтарных очах:
- Сабуро-сан, вам что-то еще рассказать или вы все-таки меня поцелуете?
Слушая Санзо, самурай чувствовал лёгкую грусть. И он тоже исходил много дорог и помотался по стране. И он тоже многое находил и терял. Чаще терял, и боль от потери, притупившаяся со временем, тогда была сильна. Но настоящий воин не показывает слабостей и не льёт слёз. Настоящий воин принимает несчастья со смирением и благодарит ками за их мудрость. Настоящий воин готов к смертям и не печалится об ушедшем.
Сотни раз Сабуро повторял эти заветы. Но они слабо помогали. Легко рассуждать о мудрости и вечности, сидя в прекрасном саду с чашкой ароматного чая. Но как тяжело постигать эту мудрость самому, на дороге жизни. Особенно в одиночестве.
Казалось бы, священникам, говорящим с богами и духами, примириться с тяготами проще. Но и они люди. И у них есть сердца. И так же трудно терять любимых.
Услышать о смерти таинственной Бабочки, о которой Санзо рассказывал, но которую Сабуро не довелось встретить, было печально. Самурай положил руку на голову священника, легонько целуя его в лоб.
- Я скорблю о вашей утрате, Санзо-сама, - тихо сказал он. - Но души любимых и любивших нас всегда рядом с нами, я знаю.
Они помолчали. А потом разговор потёк в иное русло. Встреча Санзо с блудным папой вызвала у Сабуро усмешку.
- Жаль, я не видел такого знаменательного события. Я даже знаю, какими именно чертами вы с ним схожи, - хохотнул Рейтаро.
Но Санзо, видимо, понесло. Уже через полчаса подобных словоизлияний Сабуро внутренне рычал и негодовал. Вот мучитель! Прекрасно знает о моих намерениях и словно бы забавляется. Что ж… позабавимся и мы.
Сабуро мужественно решил не сдаваться первым. Посмотрим, чья выдержка сильнее.
И вот уже когда сам доблестный воин был готов сдаться, каннуси произнёс ту самую фразу.
Сабуро хмыкнул в ответ, обхватив его за талию и опрокидывая на татами:
- Вы, дорогой мой Санзо-сама, конечно, можете рассказать что-нибудь ещё. Если, конечно, будете в состоянии это делать, пока я буду вас целовать, раздевать и предаваться с вами плотский утехам…
Самурай накрыл своими губами рот Санзо, раздвигая его губы, сплетая их языки, их тела. Всё также лёжа на нём, Сабуро гладил руками шею каннуси, грудь... везде, где мог дотянуться…
Есть время, когда нужно и надо искать правильные слова, а есть время, когда нужно просто действовать. И в данный момент, Санзо склонялся ко второму варианту. Да и как говорить, когда тебя так надежно и очень приятно заткнули?
Поэтому вместо того, чтобы отвечать на как всегда чуть ядовитые комментарии самурая, оммедзи предпочел поощрить старого друга, запустив руки в его длинные белые волосы, такие приятные на ощупь, и притянул к себе еще теснее, еще крепче и искусней целуя до сбитого дыхания и сладкого забвения, когда ничего не имеет значения, кроме человека, которого ты сжимаешь в объятиях.
Еще не досохшее косодэ нехотя поддавалась пальцам Рейтаро и крайне медленно сползало с плеч священника, чью освободившуюся от плена ткани золотистую кожу покрывал поцелуями благородный воин. А хитрый каннуси только больше мешал, всячески отвлекая его от миссии освобождения поцелуями и ласками, при этом преуспев в том же начинании значительно больше. Хаори уже валялось где-то в стороне, и белое кимоно уже раскрывалось и, подобно кокону, защищающему бабочку, выпускало на свет прекрасное совершенное тело самурая. От каждого изгиба, от каждого перекатывающегося под кожей мускула веет мужественностью. Прекрасен!
Священник не считает нужным скрывать свой восторг, он лишь немного печалится при виде новых шрамов на теле воина, новых следов беспокойной жизни. Но таков его путь и никто не в праве указывать ему здесь, как никто не вправе был указывать самому Санзо, выбравшему путь говорящего с ками и оммёдзи. Опасно, да. Но они оба считали, что должно быть именно так, а не иначе. Такова их судьба.
- Ох, Сабуро-сан, на вас все еще слишком много одежды! – смеется обнаженный Санзо, протягивая руки к завязкам хакама. – Надо же, а узлы все те же. Или вы это специально для меня?
Пальцы легко справляются с данной преградой, последней на пути. И вот, мужчины вновь сжимают друг друга в страстных объятиях. И нет мига слаще, когда она так близко. Кожа к коже. Когда могут касаться друг друга и целовать. Их любовь полна страсти и дикой свободой, когда обоим партнерам не нужно сдерживаться, не нужно опасаться причинить вред друг другу или напугать своей неистовостью, что целых одиннадцать лет покоилась на самом дне их сердец. Белые и черные волосы давно спутались между собой, переплетенные словно змеи в брачный период. А глаза каннуси, когда тот смотрит на своего друга, начинает зеленеть от жажды совсем иного рода, чем это принято подразумевать.
Верх. Низ. Все это уж давно не важно. Весь мир сейчас жаркое тело Сабуро, покрывшееся испариной и следами от поцелуев. Санзо бы не удивился, окажись ни сейчас на потолке. Но, кажется, под ними пока еще пол. Руки каннуси скользят вниз, пока губы впиваются поцелуем в рот Рейтаро. И сейчас важно только это.
- Что же вы, Санзо-сама, так немногословны? – задыхаясь, поинтересовался Сабуро. Под ласками было невозможно не то, что говорить, - думать, да и осознание того, что самый желанный человек вот здесь, в объятиях, после долгих лет, и можно гладить его руками, целовать, даже царапать, затуманивало разум. Но Сабуро не был бы Сабуро, если бы не поёрничал и в такой вот момент. – Неужели вам... больше... нечего рассказать мне? – последние слова он буквально прорычал – влажное косоде Санзо никак не хотело сниматься, да и любовник отвлекал от важного дела, целуя и касаясь тела мужчины в самых чувствительных местах. Поэтому потерявший терпение самурай почти сорвал ненужную тряпку, которая, к тому же, вымочила его собственное кимоно. Но это было не важно сейчас – Сабуро, наконец-то, мог полюбоваться на прекрасное тело Санзо... и прижаться совсем близко, когда каннуси справился с узлами его хакама и стянул их.
- Вот видите, Санзо-сама, вы ещё помните, как их развязывать...а вот мой слуга... до сих пор путается..., - прошептал самурай, как только Санзо оторвался от его губ.
Сабуро сам сейчас путался в мыслях и ощущениях. Он обхватил ладонями лицо Санзо и впился в его губы, целуя так, как хотел поцеловать ещё вчера – жадно, глубоко, делясь с ним своими эмоциями и ощущениями, сплетая их языки и удовлетворённо урча. Губы заболели, но Рейтаро так и не выпускал Санзо, даже когда дыхания перестало хватать. Потом, всё таки оторвавшись на секунду, глотнул воздуха и вернулся к прерванному занятию, на этот раз легонько касаясь губами уголков губ любовника, его скул, прикрытых век, висков. Спустился на шею, втягивая губами кожу... Вызывающе потёрся своими бёдрами о бёдра Санзо и посмотрел на него:
- Санзо-сама, а готовы ли вы перейти к ещё более решительным действиям?
- Это к каким же? – мурлыкнул священник, потершись щекой о плечо Рейтаро.
Страсть в сочетании с серьезностью, что так шли самураю, приводили Санзо в какой-то на редкость игривый лад. Он просто чувствовал себя котом, дорвавшимся до заветной хозяйской заначки из вкусненьких сушенных рыбок.
- Может, к таким? – прикусив мочку уха любовника, поинтересовался каннуси, пробегая пальцами по спине и сжимая их на упругих ягодицах воина. Нежно погладил попавшие в лапы… округлости. Уж больно форма хороша.
- Или к таким?
Смех оммедзи растекся по всей комнате, когда он мягко толкнул Сабуро на татами и лег сверху, одаривая друга нецеломудренными поцелуями. И длинные иссиня-черные волосы, змеями растекшиеся по плечам Санзо, окутали их шелковым покрывалом, скрыв и выражение лица каннуси. Впрочем, Рейтаро мог прекрасно представить как разгораются зеленым огнем янтарные глаза партнера, отражая тоже пламя, что бушевало в изумрудных очах самурая. Как улыбка гудзи всегда такая теплая становится чуточку пьяной от напора чувств.
Скользят по широкий груди прекрасного воина тонкие пальцы и путаются в серебристо-белых прядях. Черное и белое. Нет, ничего вечнее их противостояния. Впрочем, сейчас не об этом. Двое на татами так страстно извиваются в древней как мир игре жизни, переплетая языки, пальцы, ноги и укрепляя алую нить кармы, что связывала их с того момента, когда их впервые свела судьба.
- Таким? – продолжает шутить Санзо, изучая доверенные ему сокровища.
Губы касаются исходящего жаром от переизбытка крови достоинства самурая, а пальцы кружат вокруг другой не менее разгоряченной точки тела, и сначала один, а потом и два, и три входят внутрь.
- Сабуро-сан, и это вы тоже имели в виду? – уже заметно охрипшим голосом поинтересовался оммедзи, входя в Рейтаро. – Поправьте меня, если что не так.
И прижавшись, вернул тот полный эмоций поцелуй, в такт начиная движение…
Сабуро любил, когда Санзо превращался в этакого игривого большого кота. Когда он вот так ластился и ласкал. Когда смеялся и был полностью, до конца поглощён им. Да, иногда хочется побыть собственником. Особенно, если в твоих руках такое совершенство.
Всё начиналось точно так же. Тогда Сабуро бесился и негодовал, видя, как Санзо-сама чуть ли не помешан на своём зеркале (сам священник был с ним полностью не согласен, но это было так!), как он мил и приветлив с любым встречным бродягой. Как обходителен с женщинами, которые буквально лезли на него, опутывая своими жадными руками. Сабуро смотрел и думал, что Санзо со всеми такой. Что он не делает различий между людьми, и одинаково любит всех. И почему-то юноше было неприятно думать так – это же значило, что и он для Санзо-самы «как все», «один из». А ведь Санзо-сама стал для него особенным.
В тот вечер они едва успели доехать до дома, как начался настоящий буран. Был конец зимы, снег почти растаял, а тут вдруг такое. Сабуро был просто вне себя и всю дорогу язвил и как обычно пытался довести священника. Не получалось. А всё потому, что в той несчастной деревеньке, куда оммёдзи позвали для изгнания какого-то духа из какой-то девчёнки, был один совершенно отвратительный тип. Типу было лет семнадцать, он был помощником аптекаря и присутствовал при обряде. Вернее, за дверью стоял. А когда обряд был закончен и благодарная семья устроила небольшой пир в честь оммёдзи, пригласив на него всех, кто под руку попался, этот юноша сел рядом с Санзо и весь день от него не отходил – преданно заглядывал в глаза, восхищённо шептал похвалы и буквально просился в «ученики»... попутно погладив священника по руке…ласково так. Только слепой не понял бы, к чему тот клонит. А Санзо! Санзо мило улыбался и практически обнимал юношу! Да ещё и шептал что-то ему на ухо, от чего негодяй заливался румянцем. Конечно, Санзо-сама же всех любит! Тогда Сабуро решил, что если этот недоделанный аптекарь пойдёт с ними, до утра он не доживёт! Хотя, самурай сам понимал, что просто так убивать слабого простого жителя недостойно, да и не опустится он до такого. А поздним вечером, когда в ответ на выпады самурая Санзо мягко упрекнул его, Сабуро сказал: «А какое вам дело до моих манер? Разве я чем-то отличаюсь от других?». Священник тогда ответил, что ему есть дело до манер Сабуро именно потому, что он отличается от других, ибо много значит для Санзо.
- Покажите мне, Санзо-сама, сколько же я для вас значу, - произнёс Сабуро почти сквозь зубы и... Кто из них первый потянулся к другому, самурай уже не помнил. Но в тот момент, когда их губы встретились, он понял, что это просто должно было произойти. И как же он раньше не догадался, что это произойдёт? И пусть это недостойно мужчины – желать другого мужчину, но раз уж он, Сабуро, уже настолько испорчен, остаётся только принять свою грешную натуру, уступить хотя бы один раз... а потом...потом он обязательно постарается искоренить в себе этот грех.
И сейчас Сабуро, как тогда, ловил губами прядки чёрных волос, которые падали на его лицо, кусал мочку уха и слегка тянул её, чувствуя, что игривое настроение Санзо передаётся и ему. Задыхался от нахлынувших ощущений и готов был разорваться от спутавшихся в огромный клубок чувств. Санзо жесток! О, да! Только очень жестокий человек будет вот так оттягивать долгожданный момент, дразня и мучая...Аххх...
Он почти не слушал, о чём словоохотливый каннуси опять болтает, сосредоточившись на ощущениях. Когда тот, наконец, вошёл в давно уже готовое тело, Сабуро выгнулся, закрыв глаза и кусая губы, чтобы не стонать в голос. А Санзо ещё что-то умудрялся говорить. Вот ведь!
- Санзо-сама...мудрый чело...век...всегда знает…когда...лучше...замолчать…
Как же невозможно медленно! Рейтаро крепко ухватился за плечи Санзо и сам подался вперёд, двигая бёдрами ещё резче и быстрее.
Что-то выдохнув сквозь зубы явно не сочетающееся с точкой зрения, каннуси вновь приник к губам Сабуро, все же предлагая альтернативный и куда более приятный способ затыкания себе любимого и несравненного.
Самурай жаждал быстроты. Впрочем, он всегда был таким неистовым. И это тоже радовало. Радовала искренность его желания, его страсти и его радости от встречи. Подстроится под новый темп, заданный нетерпеливым другом, при этом не разрывая поцелуя и лаская совершенное тело мужчины, оказалось не так просто. Но огонь в зеленых глазах, как и капельки пота, блестящие на едва тронутой загаром коже воина, его одновременно твердые и податливые губы вдохновили бы Санзо и на куда более лихие подвиги. Например, свернуть горы. Но, к счастью, пока этого иногда невыносимого характером человека ландшафт данной местности устраивал.
Все быстрее и быстрее. Теперь уже, увлекшись и войдя во вкус, задавал темп священник, сжимая в объятиях грезу долгих одиннадцати лет. Только сейчас греза была реальнее некуда.
Самурай зверем или змей извивался в его руках, кусал каннуси и впивался твердыми пальцами до синяков в плечи. Они ловили дыхание и всхлипы друг друга, чтобы не упустить тот приближающийся момент, когда мир взорвется тысячами пылающих искорок и это будет прекрасно.
Мужчины с едва не позабытой жадностью пьют друг друга, жалея, что невозможно быть еще ближе, и дарят друг другу все, что можно. Всю нежность. Всю любовь и страсть, скопившиеся за столь долгое время разлуки. И пусть теперь в их распоряжении все будущие встречи, но в этом отчаянном неистовстве, когда каждый раз словно последний, когда в каждый поцелуй в каждое движение рук и тела вкладываешь всего себя, свою душу есть своя особая прелесть.
Пик близится. Эта накатывающая цунами легко сносит остатки мыслей, все постороннее и суетное, ибо сейчас может быть важном только яростно бьющееся в одном ритме с твоим сердце партнера. Бурление жизни на кончиках пальцев и в жилке на шее самурая. В змеином танце сплетающихся языков и распухших губах. В жарких вскриках. В выгибающихся в стремлении быть как можно ближе телах и тихом рычании в понимании того, что даже кожа к коже – недостаточно. Хочется быть ближе. Стать единым целым. В этот миг. И настолько насколько позволят ками двум смертным душам.
И вот наивысший момент наслаждения! Страсть опаляет, сжигает, чтобы они переродились как фениксы из пепла отгоревшего танца любви, чтобы возродится вновь. Чтобы снова стать частью этого мира. И при этом храня в себе частичку друг друга. Теперь уже можно вновь вспомнить как спокойно дышать, как слышать что-то еще кроме биения пульса и двух сердец, просто расслабится и нежится, прижимая к себе одного очень дорого и порой очень кусачего заблудившегося в себе звереныша, делясь с ним своим теплом.
И играть с длинной белой прядкой, наматывая ее на палец. И собирать губами пот капельки влаги, выступившие на подбородке, шее и груди…
- Знаете что, Сабуро-сан, вы сейчас такой влажный, что это просто сводит меня с ума, - мурча, поделился каннуси, кусая за такую соблазнительную градинку соска. – Продолжим?
И вновь танец тел, танец страсти и любви, то нежный, то несдерживаемый в желаниях, в выражении чувств. Укусы, борозды от ногтей, хватка пальцев, объятия до хруста костей и миг перерождения. Возрождения. Слияния. Единения.
Мгновение... час... больше... Сабуро сам не смог бы сейчас поручиться, сколько времени прошло с их первого поцелуя и до этого невероятного, затопляющего всё удовольствия, от которого он ослеп и оглох на целую вечность. Губы приоткрылись, но из них не вырвалось ни звука. Грудь вздымалась и опадала, сердце колотилось как сумасшедшее. О да, его тело быстро вспомнило эти ласки, быстро поймало ритм, раскрылось навстречу Санзо. Хотя, казалось, такого уже никогда больше не случится. И не случится. Ни с кем. Но Санзо всегда мягко и вкрадчиво, с присущей ему лаской, ломал все его страхи, устои и обещания себе… Ну, пусть не все, но уж те, что касались удовольствий тела, точно!
Каннуси перекатился на бок, и Рейтаро тут же положил руку ему на грудь, слегка поглаживая.
- Санзо-сама, - почти промурлыкал Сабуро, потягиваясь и облизывая пересохшие губы, - я больше не хочу отрезать вам уши. Теперь я хочу вас съессссть, - что честный самурай и подтвердил, дотянувшись до уха каннуси и прикусив мочку. – Я готов ещё и не на такие подвиги!
- Ммм, а какие же? - проведя указательным пальцем по губам самурая, когда тот оторвался от "лакомства", мурлыкнул каннуси. - И что за подвиги вы хотите свершать? Знаете, Сабуро-сан, мне вот ужасно интересно, чему вы научились за одиннадцать лет. Такой немалый срок, - прикрыл глаза и загадочно улыбнулся. - Каким вы можете быть, если дать вам возможность вести этот танец? Вы не откажетесь мне показать?
- Срок и правда немалый, - с расслабленной улыбкой протянул Сабуро… потом глаза его распахнулись широко-широко и вцепились в глаза Санзо. – Вести? Мне? Эээ..., - деревянным голосом переспросил самурай, сомневаясь в своих умственных способностях и в том, что он, мастер читать между строк, правильно понял эти слова.
Но тело действовало сейчас без участия разума, и Сабуро приподнялся, усаживаясь верхом на Санзо и внимательно оглядывая всё это совершенство. Которое ему вот так просто сейчас предлагали. Сердце ухнуло вниз.
Конечно Сабуро не был скромником. Конечно, за эти одиннадцать лет он не позволил никому то, что сейчас позволил Санзо. А то, чему он научился за это время... Ох, лучше Санзо-саме этого не знать. Просто перед ним находилось создание, которое так долго и настойчиво внушало ему, что оно совершенство, что, кажется, Сабуро ему поверил. И вот так... причинить ему, возможно, боль...
Самурай тряхнул головой. Сглотнул. Провёл руками по лицу Санзо, зарылся в волосы. Хмм, он же не юнец неопытный! Санзо-сама ещё будет умолять его не останавливаться.
- Спешу исполнить ваше желание, - хрипло прошептал Сабуро в губы, каннуси, целуя его. – Уверяю, я стал не только хорошим дипломатом. Я и танцор отличный.
Сейчас, расслабленное только что пережитым удовольствием тело Санзо было именно таким, каким нужно. И Сабуро, подарив ему ещё один глубокий поцелуй, соскользнул вниз, оставляя по пути дорожку из поцелуев-укусов и разводя длинные красивые ноги священника в стороны. Его язык прошелся по всей длине ствола, и губы сомкнулись на члене. Тонкие сильные пальцы круговыми движениями дразнили вход. Затем один палец проник внутрь. Все движения были медленными, нежными, словно в руках Сабуро находилась великая драгоценность. Он вскинул глаза на Санзо, чтобы понять, что тот чувствует, нравится ли ему, не причиняет ли он боли. И ввёл второй палец, растягивая вход. Третий. Аккуратно, чувствуя, что сердце бьётся уже где-то у горла. Как в тумане, Сабуро приподнял ноги Санзо, и они тут же обвились вокруг его талии. Входя в это тело, Сабуро кусал губы и старался не отрывать взгляда от лица каннуси, ловя малейшее изменение, малейший оттенок чувств. Стон сорвался с его губ прежде, чем Рейтаро успел его поймать. Наклонившись, он впился в шею Санзо, пробуя на вкус его кожу.
Санзо, конечно, много рассчитывал добиться, предлагая на время сменить роли, но даже непомерное удивление, отразившееся на лице самурая, само по себе уже являлось наградой. Столь нетипичная мимика на этом надменном лике смотрелась на редкость занятно и очень мило.
Надо почаще придумывать что-нибудь эдакое… говорят техника, называемая шокотерапией, очень полезна.
Рейтаро все же смог взять себя в руки и новое выражение глаз его было на редкость приятно для священника. Там искрой скакало что-то похожее на благоговение и восторг столь искренний, сколь бывает у пятилетнего ребенка, получившего самый заветный подарок. Это радовало.
А то как нежен был самурай с телом каннуси, словно то, было отлито из хрусталя невозможно было сравнить ни с чем. Санзо и представить себе не мог, сколько на самом деле нежности таится в этих сильных руках, сколь внимательны надменные губы. Это было так прекрасно. И, наверное, за этот день было самой большой наградой за идею оммедзи. Он крайне редко оказывался в такой роли. Тут и собственная активность не давала никому возможность проявить инициативу, и привычка держать дистанцию и в какой-то степени недоверие. Да и просто собственный слишком твердый характер. Редко кто мог настолько заинтересовать Санзо, и настолько приворожить и поразить, чтобы подобное случилось. Даже когда мужчина был помоложе.
Но сейчас этот жест нужен был прежде всего Сабуро, чтобы понял тот, насколько он дорог каннуси, что Санзо ему доверяет, как сам самурай священнику. Похоже, воин понял, судя по его нежности.
Я настолько вам дорог, дорогой друг, что вы боитесь даже невольно причинить мне вред?
Санзо притянул Рейтаро к себе, насаживаясь крепче на его член и жадно целуя, словно не было всех этих ласк прежде и не у них обоих уже болят губы. Целуя так, что вскоре стало темнеть в глазах и не хватать дыхания. Глубоко и страстно.
Сабуро-сан, я ценю ваши чувства, поверьте. И я тоже вас очень люблю. Вы для меня особенный.
Вот что хотел оммедзи выразить в своем поцелуе. Самурай в постели всегда понимал его с полуслова. Причем иногда так хорошо, что у молодого тогда священника закрадывалась мысль юношу оттуда вообще не выпускать. А то как вылезет, так сразу начинается.. и попытки уши отрезать, и влезть вперед. Не самая удачная идея, когда идешь куда-нибудь с человеком, наделенным магическим даром.
Но, видят ками, Сабуро-сан, мы еще побеседуем с вами насчет того, какая из меня хрупкая ваза.
Далее от недостойных мыслей каннуси был успешно избавлен действиями дорогого друга, который и вправду изрядно поднаторел в плотских утехах. От движений внутри сразу стало так хорошо, что Санзо, не скрываясь, довольно застонал-замурчал и выгнулся дугой в объятиях мужчины. Поцелуй увы, для этого пришлось прервать, но что поделать. Зато можно прижаться лбом ко лбу, прикрыть глаза и ловить чужое дыхание, ловить хрипы и ответный стоны, когда руки священника сначала не теряли время и ласкали сильное тело Рейтаро, иногда так сильно впиваясь, что без синяков наверняка не обойдется. Впрочем, учитывая, как к тому же увлеченно он наставлял засосы любовнику, синяки будут не самой страшной проблемой. Но тут Сабуро тоже не отставал. Не иначе как решил привести в действие свою угрозу и впрямь съесть старого друга.
- Ох... Сабуро-сан, вы хоть кусочек ... ох, на потом оставьте, - смеясь, посоветовал священник, вновь приникая к надменным устам.
- Нет уж, я хочу всё и сейчас! – рыкнул Сабуро, на мгновение обхватив руками лицо Санзо, чтобы ответить на поцелуй, посасывая чужой язык, покусывая губы острыми зубками. Он же как-то сам говорил, что хочет оставить свои следы на теле каннуси. Вот и возможность!
Сабуро вжался в тело Санзо сильнее, перехватил руки любовника, сплетая его пальцы со своими, раскинул их. Чуть-чуть приподнялся, не выпуская тонкие руки Санзо из своих и только надеясь, что тому не больно сейчас. Движения его бёдер сначала замедлились, стали дразнящими, неторопливыми. Потом быстрее, глубже, до самого конца, задевая ту самую чувствительную точку внутри, от которой сам Сабуро сходил с ума. Яростнее становились движения, Рейтаро сильнее вжимался в тело Санзо, ощущая между их телами такую твёрдую, возбужденную плоть оммёдзи.
Самурай отпустил руку Санзо, скользнул между их телами… ладонь сжалась на члене, резко прошлась вверх, кончики пальцев, дразня, обхватили головку, поглаживая. Горячее тело каннуси, затуманенные удовольствием глаза, такое красивое сейчас лицо, поцелуи, говорившие так много – всё это накатывало волнами настоящего блаженства, которое возможно было только вот так, только с этим потрясающим человеком, вернувшим его к жизни и каждым своим действием, жестом, словом меняющим его сущность.
- Сабуро-сан… как вы …не…терпеливы… ох, - Санзо, выгибаясь от ласки, хрипло засмеялся. Хотелось быть еще ближе. Хотелось… пальцы Рейтаро, его движения внутри… это было так хорошо, что напрочь лишало остатков разума.
Оба уже задыхались в предчувствии близкого конца. Каждый толчок рождал миллионы ярких бабочек под веками, а напряжение в паху было настолько неимоверным, что казалось проще умереть. Но рядом был Сабуро. Надежный верный Сабуро. Самурай жадно ловил каждый его стон губами и, кажется, и вправду решил исполнить свою угрозу и съесть одного любвеобильного каннуси целиком, так жадно впившись в поцелуе, что у обоих темнело в глазах.
И вот тот самый миг. Они так вцепились друг в друга, будто в этот момент их собирались растащить некие злые силы. На фоне накатившего наслаждения и блаженного опустошения боль от тисков пальцев просто не чувствовалась.
- Ох, Сабуро-сан, - оммедзи прижался щекой к щеке воина, хрипло дыша. – как же я вас люблю.
- Счастлив слышать, - усмехнулся самурай, прижавшись лбом ко лбу Санзо и бездумно целуя его куда получалось – в нос, веки, щёку. Руки дрожали и всё никак не могли остановиться, лаская и поглаживая тело любовника. – Кажется, я полюбил вас в то мгновение, когда вы забрали меня из того замка…
Некоторое время они просто лежали рядом, наслаждаясь близостью и теплом и переговариваясь. И так не хотелось вставать и возвращаться к повседневности. Но время было ещё раннее, а впереди весь день. Сабуро вздохнул, потянулся и плавным движение сел, оглядываясь в поисках своей одежды.
- Судя по влажности ваших волос и помня вашу страсть к воде, смею предположить, что где-то здесь должен быть ручей. Если вы не против, я отправлюсь на его поиски и ополоснусь немного, - говоря это, самурай уже натягивал хакама и завязывал оби. Волосы так и остались лежать белым, чуть спутанным и взъерошенным покрывалом на плечах. Присев перед лежащим в ворохе своей одежды каннуси, Сабуро ещё раз прижался к его губам жадным поцелуем и выпрямился. – Я непременно ещё зайду к вам после этого, чтобы пожелать хорошего дня и попрощаться.
- Будьте осторожны, по заверениям моего помощника, там водятся каппа, - оммедзи довольно потянулся и хитро улыбнулся. - Если я вам понадоблюсь, то буду в доме. Письма писать. Ах да, передайте Ёки-сану, что я доволен его работой, что даже готов дать ему отдых до конца дня.
- Если встречу, - отозвался Сабуро уже от двери, подумав, что встретить Ёки-куна – это ещё полдела. Главное – его поймать, когда он опять удирать кинется.
- Надо же, каппа, - бормотал самурай, выходя из дома. – И это в пруду у каннуси…
@темы: Эдо - другая история